Узник фашистского концлагеря Иосиф Столпец: «Прежней ненависти к немцам больше нет»

Опубликовано: 26 июля, 2019 г. 601

Детство Иосифа Цезаровича Столпца напоминает сюжет военного фильма, в котором Вторая Мировая война обличает одновременно и скверные, и чистые человеческие чувства. Проделав длинный путь от концлагеря под Белостоком, он таки смог вернуться со своими родными на малую родину, в деревню Самаровичи.

– Родился накануне Великой Отечественной войны – в 1941-ом. Моя мать работала в сельском хозяйстве, а отец был председателем сельсовета. Кто-то из местных стал предателем – донес оккупантам список местных жителей. Таких, как мой отец (занимавших руководящие посты), считали активистами советской власти – их немцы ставили «на учет» в первую очередь.

Это был уже 1943 год. Несмотря на то, что мне было всего два года, хорошо запомнил события того дня. На дворе стоит холодный февраль. К нашему дому подъехали сани. В дом зашел тучный немец в серой шинели, за ним – три высоких солдата в черном. Главный подошел ко мне, погладил по голове, повторяя: «Гуд киндер!». Достал из пальто шоколад. Мать, явно нервничая, довольно резким движением отхватила меня к себе. И это, по всей видимости, не понравилось незваному гостю. Он сказал что-то по-немецки своим подчиненным. Те схватили меня и моего 12-летнего брата и бесцеремонно швырнули на улицу в снег. Меня – за шиворот, брата пнули в спину ногой – и в сани. В тот день я неистово рыдал. К слову, единственный раз за всю войну.

Всех нас повезли в гмину, т.е. сельсовет. Оттуда вместе с такими же семьями направили в Волковыск, затем – в Гродно и, наконец, в концлагерь под Белостоком.

Туда приезжали так называемые покупатели: бауэры (что означает в немецком «фермеры»), работавшие на земле, либо фабриканты, имевшие частный завод. Нас к себе забрал помещик Орст Григуль из поселка Сигилерт. Отец исполнял различные обязанности по хозяйству. Пока мать доила коров, я был при ней – лежал на соломе в коровнике. Брат мой любил лошадей, ладил с ними. За это помещик и сделал его личным извозчиком.

Жили в подвальном помещении. Нас кормили как попало. Чаще всего подгнившей капустой либо картофелем, хлебом с мякиной или опилками.

Мать, если удавалось украсть крынку молока, отпаивала нас.

Но изредка, потому что так не разрешалось делать.

В поместье был старший рабочий – нечто вроде бригадира. Он всё с нагайкой ходил, угрожал нам. Сам же помещик Григуль не приветствовал такие методы. Видимо, потому что был инвалидом. Во время Первой Мировой войны, когда воевал на русско-германском фронте, ему оторвало ногу.

У хозяина был внук такого же возраста, как и я. Дети ведь тянутся друг к другу, и мы стали тайком общаться. Свидетельницей этому стала Эльза Григуль. Она наблюдала за внуком подстать гувернантке. Вскоре фрау рассказала обо всём мужу. И тот разрешил нам видеться, предупредив старшего рабочего, чтобы нас не трогал. Вскоре нам песочницу сделали, где мы вместе играли. Бутерброд (хлеб, масло, колбаска) поровну делили. Война войной, но и среди врагов друзья находятся.

Эхо войны приближалось к Кенигсбергу – на территории Польши уже слышались канонады советской армии. Помещик решил отправить нас к своим родственникам в поселок под Берлином. Там мы пробыли до 1945-го.

Помню, как американский солдат принес мне с полевой кухни кружку кипятка и сахарин – мне дали попить. Затем открыл консервы – разнесся такой вкусный аромат! Но съесть сразу всё не дали: сделали маленький бутерброд, а спустя два часа – чуть побольше. Говорили, нельзя объедаться: организм истощен – можно повредить пищевод. Так меня потихоньку откармливали.
Когда пришли наши, я ни слова не понимал – русского языка я не знал.

Очень скоро ввели нашу комендатуру: на одежду полякам нашивались буквы PL, белорусам – BR, россиянам – RUS и т.д. Нашей семье предлагали уехать в Германию, Францию, Англию и даже в Канаду. Но отец был неумолим: хотел на Родину.

Нам выделили телегу, похожую на цыганскую кибитку, и коней. Сказали: «Езжайте, куда хотите». И отец взял курс на Польшу. Вместе с нами была еще одна семья из Ленинграда: жена и дети летчика морской авиации Балтийского флота. Доехали почти до Белостока. Тут как раз шли бои за Кенигсберг, где генерала Черняховского смертельно ранили. Его тело везли на похороны в Вильнюс. Отец использовал этот момент: договорился, чтобы нас взяли в санитарный поезд. Так мы приехали в Гродно – считай, что домой.

По приезду на малую родину обнаружили, что Самаровичи сожжены. Нам дали пристанище в Князево, в имении помещика Дзюрова. С нами в доме жило ещё несколько семей. Мы впятером (нашлась сестра отца – когда в 1943-м пришли немцы, ей удалось сбежать) заняли четверть здания – приходилось спать на нарах.

Работы как таковой еще не было. Только в 1947 году было дано разрешение получать лес для строительства жилья. Так мы построили дом в Самаровичах. В 1949-ом я пошел в первый класс в местную семилетку, а после – в Кремяницкую СШ.

Отслужил в армии. Имея специальность столяра-краснодеревщика, устроился в строительную организацию «ГЛАВЛЕНИГРАДСТРОЙ». Поначалу возводили Выборгский Дворец культуры. Затем уехал на строительство Нурекской ГЭС на реке Вахш (Таджикистан) – это была всесоюзная комсомольская ударная стройка. После вернулся домой. Окончив Институт физкультуры, стал тренером. А когда в школьную программу ввели предмет «Военная подготовка», преподавал в школах в Кремянице, Теглевичах, Князево. Так работал до выхода на пенсию. На заслуженном отдыхе занял себя столярством: кому-то окошко сделаю, кому-то дверь – лишь бы разнообразить досуг.

Часто ли я вспоминаю события военных лет? Достаточно. Но прежней ненависти к немцам больше нет.

Однажды я был на экскурсии в Германии. Я и гид были узниками войны. Когда об этом узнали немцы, с которыми нас познакомили, они искренне сожалели о нашей судьбе. Почему к ним, как к потомкам немецкой нации, я должен чувствовать неприязнь? Конкретно они не учиняли расправу над миллионами судеб. Наша дружба с тем мальчишкой – внуком помещика – лишь доказывает, что простые отношения между детьми могут переродиться в нечто более высокое. В братский союз, если угодно. Спросите лишь у простых людей, что им нужно.

Екатерина СЕРГЕЙ