Памяць павінна быць дзейснай. Да векавога юбілею Уладзіміра Зіноўевіча Кашуткіна, ганаровага грамадзяніна г.Смаленска і Зэльвенскага раёна (2 частка)

Владимир Кашуткин

Воспоминания помкомвзвода

Я прибыл на фронт в марте 1943 года. Попал в 521-й стрелковый полк 133-й стрелковой дивизии 31-й армии. Уже была освобождена Вязьма. Нашей армии надо было наступать на Смоленск. На нашем пути лежали сёла и города Сафоново, Ярцево, а также водные преграды: река Днепр и её притоки.

Запомнилась переправа в верховьях Днепра. Немцы вели мощный артобстрел, а нам надо было переправиться на другой берег. Зима была морозной, долго не уступала прав весне, лёд всё никак не таял, а от снарядов раскалывался на множество льдинок. Чтобы подготовить переправу, нужны были не просто смельчаки, но и хорошие пловцы. Меня, с детства знакомого с Енисеем, холодная вода не пугала. И мы, четверо солдат под командованием самого командира полка, поплыли на другой берег. За собой тащили верёвки и стальные тросы, чтобы закрепить их и обеспечить переправу остальным бойцам. Всё это не только в ледяной воде, но и под сильным огнём врага…

Остановились у деревни Лустино Сафоновского района. Против неё была наша передовая линия обороны. Мы сами строили КП 4-й роты нашего батальона: в несколько накатов, с ходами сообщения, выходами в тыл и на передний край. Рыли в мёрзлой земле. Это была очень тяжёлая, изнурительная работа. Нас никто не подгонял, знали сами: скорей окопаемся, влезем в землю – будем защищены сами и наши «максимы».

С противоположной стороны спешили окопаться немцы. Им было легче: они насильно сгоняли на  рытьё окопов местное население.

Так обе стороны построили глубоко эшелонированную оборону. И у нас, и у противника
4-5 линий обороны были связаны множеством ходов сообщений в тыл до 10-20 км.

Мы вели с немцами переговоры с помощью рупоров. Нашего командира немцы называли бандитом и всем нам предрекали «капут».

Деревня Лустино хорошо просматривалась в бинокль. Здесь не раз решалась моя судьба. В ночное время я должен был расставлять и снимать «секреты» (дозоры), каждый раз меняя месторасположение дозора в нейтральной полосе. Если враг похитит дозорного, это уже ЧП.

Выставление дозорных – дело не совсем приятное. Оно требует длительных наблюдений за противником, чтобы не угодить в его лапы, не стать «языком». За «языком» охотилась разведка нашего полка, а мой взвод отвлекал врага.

Мы вели беспрерывные бои местного значения, изматывая и уничтожая живую силу противника. Нам выдавали определённое количество патронов, чтобы в ночное время не давать противнику покоя, держать его в постоянном напряжении.

Дальше были бои за Ярцево. 10-дневные бои за этот город в истории Великой Отечественной войны расцениваются как генеральное сражение за Смоленск на центральном направлении Западного фронта.

В первой декаде августа нашему 521-му стрелковому полку было приказано перейти на новый участок обороны, заменить соседей, имевших успешное продвижение в глубь противника, но сильно обескровленных в боях.

Надо было сделать 30-километровый бросок со своих позиций и развить успех соседей. Во время перехода нас всю ночь сопровождали гроза и сильный ливень. Громовые разряды периодически освещали наш путь. Мы несли на себе полное нормативное вооружение и даже больше – станковые и ручные пулемёты, противотанковые ружья… Вещмешки были набиты противопехотными минами, гранатами, запасными дисками к автоматам ППШ.

Промокшие под проливным дождём, мы спали на ходу, падали под тяжестью нош, спотыкались о павших, более сильные помогали ослабевшим…

С рассветом прибыли в указанный квадрат. Здесь мы увидели ужасающую картину, хотя и до этого видели многое. На этом участке шли ожесточённые бои несколько дней, территория переходила из рук в руки, так как здесь была выгодная позиция для обороны.

Убитых в боях солдат с обеих сторон не убрали: их тела, сильно вздутые, лопали под лучами солнца, над ними кружили вороны.

Нам как раз доставили завтрак. Голодные, усталые после перехода, мы задыхались от трупного запаха, и не смогли есть, пошли в атаку… Несколько атак – и противник обратился в бегство. Мы остановились у деревни Боровлёво. Здесь у противника была сооружена сильная оборонительная система. Она состояла из нескольких линий. Глубина траншей – в полный человеческий рост, в траншеях – долговременные огневые точки (доты), оборудованы индивидуальные позиции каждому автоматчику с соответствующими приспособлениями для ведения огня и отдыха. То есть противник готовился к длительной обороне. Ходы сообщения позволяли скрытно доставлять боеприпасы и продовольствие.

Немцы понимали: если не удержат эти позиции, значит, потеряют Ярцево, а это равносильно потере Смоленска.

Наша дивизия и полк в течение десяти дней вели непрекращающиеся кровопролитные бои на этом направлении. В истории войны эти бои расцениваются как генеральное сражение на центральном направлении Западного фронта.

Деревня Боровлёво – большая. На одной стороне улицы – высокие дубы и клёны. Мой взвод осторожно продвигался вперёд. Нашему продвижению препятствовала беспрерывная пулемётная очередь с какого-то сарая. Взвод залёг. Я был твёрдо уверен, что смогу пройти незамеченным, перебегая от дуба к дубу, и забросаю гранатами тот сарай. За мной устремился мой связной, казах по национальности. Небольшого роста, коренастый, ноги калачиком. Мы с ним были во многих переплётах. Нас прикрывал дым от горящей железнодорожной станции. На всём пути я чувствовал близость моего связного, который следовал за мной к одной цели: приблизиться к пулемётному гнезду и забросать его гранатами.

Не доходя до цели, я почувствовал, что связного за мной нет. Отойдя несколько метров назад, обнаружил его лежащим у большого дерева. Гимнастёрка его была пропитана кровью. Очередью из пулемёта мой связной был смертельно ранен в грудь. Я оттащил безжизненное тело солдата ближе к дереву, прикрыл листьями. Мы знали друг друга, у нас были адреса родных. (Я потом написал его жене о гибели мужа и отца девяти сыновей…).

Вскоре и я попал под очередь пулемёта, скосившего моего связного. Меня спас мой любимый автомат ППШ. Очередь противника расчленила деревянную ложу моего автомата, в нескольких местах пробила диск автомата и ранила меня пронизывающей пулей в правое плечо. Я смог сам добраться в медсанбат батальона, получил медицинскую помощь и вернулся в свою часть.

Наш полк освободил г. Ярцево 16 сентября 1943 года, а 25 сентября в 4 утра одним из первых вошёл с востока в Смоленск.

Страшную картину увидели мы в древнем городе. Он был весь в руинах. Стены древней крепости, видимо, не встречали такого за все столетия своего существования…

Враг отступал на запад, а мы шли за ним. Местность между Днепром и шоссе Москва-Минск открыта. Немцы часто бомбили нас. Навсегда запомнился налёт у деревни Бодуны: казалось, что после него жизнь на земле перестанет существовать.

Днепр мы форсировали в устье его притока – реки Березино. Там расположена деревня Березыня, в которой в 19 веке жили мои предки. Об этом я тогда не знал. Лишь после войны, когда ездил на место боёв, кое-что узнал и о маленькой родине.

Путь от Вязьмы к Орше, который я прошел вместе со своим полком, был очень тяжелым. На этом пути я был четыре раза ранен.

В ноябре фронт остановился. Наша дивизия была сильно ослаблена, понесла большие потери в живой силе и технике. Так что Орша была освобождена только в 1944 году. Я к тому времени уже был демобилизован по ранению.

В Сибирь не вернулся, остался в Беларуси.

P.S. Сярод шматлікіх запісаў Уладзіміра Зіноўевіча шмат згадак пра баявых сяброў. Пра сустрэчы з тымі, хто выйшаў жывым з пекла, мы падрыхтуем наступны матэрыял.

1 частку тэксту чытаем – тут.

Яніна Шматко

Интересные и актуальные новости Зельвенского района в нашем Telegram-канале. Подписывайтесь по ссылке!